Ответы Его Святейшества Далай-ламы на вопросы китайских пользователей Twitter

2 августа 2010

1.558 китайцев направили 317 вопросов Его Святейшеству Далай-ламе через известного китайского писателя Вана Лисюна. 11.705 китайских интренет-пользователей проголосовали за приведенные ниже 10 наиболее важных вопросов, на которые Его Святейшество Далай-лама ответил из своей резиденции в Дхарамсале 16 июля 2010 г. Ответы были опубликованы на китайскоязычном сайте офиса Его Святейшества Далай-ламы 19 июля 2010 г.

Вопрос первый: Судя по ситуации на данный момент, урегулирование разногласий с китайским правительством при вашей жизни представляется маловероятным. После вашего ухода некому будет контролировать тибетскую молодежную организацию, которая твердо придерживается собственной идеологии [стремится к достижению независимости Тибета]. Можно ли ожидать с ее стороны крупномасштабных террористических акций? Существуют ли пути предотвращения подобного развития событий?

Ответ: Полагаю, что даже после моего ухода тибетское сообщество в изгнании будет двигаться по пути прогресса, особенно в области образования. Что еще важнее, все больше молодых лам, которым сейчас 20 - 30 лет, проходит обучение в различных духовных институтах нашего сообщества. Они смогут играть ведущую роль в духовной жизни [нашего сообщества]. Что касается политики, то в последние десять лет я «наполовину в отставке». Все важные политические решения принимает избранное [всенародным голосованием] политическое руководство, это будет продолжаться и в будущем. Внутри нашего сообщества существуют силы, такие как Тибетский молодежный конгресс, подвергающие критике нашу политику Срединного пути и требующие полной независимости [Тибета]. Кажется, [в последнее время] их голоса набирают силу. Мы не можем их винять. Поскольку наши многочисленные попытки достичь взаимовыгодного решения [тибетского вопроса] не увенчались успехом, и нам не удалось добиться положительных результатов, то в сложившейся ситуации, их позиция находит все больше сторонников [в нашем сообществе]. Однако совершенно очевидно, что 99% тибетцев полностью привержены ненасильственному пути, [избранному нами], поэтому нет почвы для беспокойства, [что они когда-нибудь прибегнут к насилию].

Вопрос второй: Ваше Святейшество, как вы планируете разрешить проблему территориально-административного деления тех китайских провинций, в состав которых на настоящий момент входят области проживания тибетского населения, относящиеся, согласно вашей концепции, к «Большому Тибету». Будет ли автономное правительство вашего «Большого Тибета» осуществлять контроль над другими этническими группами, проживающими в данных областях? Если да, то каким образом будут защищены интересы этих этнических групп?

Ответ: «Большой Тибет» ─ это не наш термин. Этот термин был использован рабочим отделом Объединенного фронта китайского правительства [в ответ на наши требования]. Мы высказали мнение, что все тибетцы, которые говорят и пишут на тибетском языке, должны иметь равные права в деле сохранения и продвижения своих религиозных и культурных традиций, а также прилагать совместные усилия для достижения равномерного экономического развития. В принципе, китайское правительство приняло данные положения. На Пятом рабочем форуме по Тибету центральное правительство КНР рекомендовало разработать единую политику для соблюдения интересов всех тибетцев, проживающих в Тибетском автономном районе и других тибетских автономных областях четырех китайских провинций. Премьер-министр Вэнь Цзябао, в частности, упомянул об этом в своем докладе на Национальном народном конгрессе. Это, на мой взгляд, соответствует сложившейся на настоящий момент ситуации. С другой стороны, когда употребляется термин «Шизанг» (Xizang), то его относят исключительно к Тибетскому автономному району. Это неверно. В Тибетском автономном районе проживают немногим более двух миллионов тибетцев, а оставшиеся приблизительно четыре миллиона живут в соседних четырех китайских провинциях. Таким образом, мы утверждаем, что всем этим тибетцам должны быть предоставлены равные права. Я, например, не принадлежу к Тибетскому автономному району, я родом из Цо-нгона (Tso-ngon) [кит. Цинхай]. Если вы окинете взором историю Тибета, то увидите, что многие высокореализованные ламы/тулку происходили из [соседних] четырех провинций. Даже сегодня большинство из [уважаемых] учителей, преподающих в монастырских институтах всех школ тибетского буддизма, родились именно в этих провинциях, очень немногие родом из Тибетского автономного района. Поэтому мы говорим о необходимости разработки единой политики для всех этих областей, так это области с единой религией и культурой.

Совершенно другой была бы постановка вопроса, если бы мы стремились к отделению или независимости, но мы не преследуем этой цели. Наше единственное требование состоит в том, чтобы нам была гарантирована свобода сохранения религии, культуры и языка в составе Китайской народной республики. Если по прошествии некоторого времени мы получим возможность подробно обсуждать эти положения, то тогда полную ответственность [за ведение такого диалога] должны будут взять на себя тибетцы, живущие внутри Тибета. Как только они смогут вступить в обширные обсуждения [с китайским правительством] без страха в душе, едва ли мы столкнемся с проблемами [в попытке найти решение тибетского вопроса].

Что касается Тибетского автономного района, то до 1950-х там проживало очень мало китайцев. [Затем их численность возросла]. Значительное число китайцев, однако, живут в провинциях Кам и Амдо, особенно в той области, где я родился [в Синине], с незапамятных времен. Тибетцы не говорят, да и не скажут никогда, что в Тибете должны жить исключительно тибетцы, и там нет места представителям других национальностей; они готовы в том числе и к присутствию ханьских китайцев. Но здесь есть один важный момент. Поскольку данные территориальные единицы носят название «Тибетский автономный район» и «Тибетские автономные области», то коренное население там должно составлять большинство, а представители других национальностей ─ меньшинство от общей численности населения. В этом, собственно, и состоит основная идея присвоения им подобных названий. Если же количество китайцев или представителей других национальных меньшинств, живущих в этих местах, больше, чем тибетцев, тогда незачем было давать подобные названия. Мы надеемся, что китайский и тибетский народы смогут стать большой дружной семьей, приняв во внимание тысячелетнюю историю взаимоотношений друг с другом. Мы также надеемся, и даже молимся о том, чтобы Китайская народная республика процветала, а представители всех входящих в ее состав национальностей пользовались равноправием как члены одной большой семьи.

Вопрос третий: В прошлом году один из телевизионных каналов Франции транслировал документальный фильм «Демоны Далай-ламы», в котором было показано, как тибетских монахов, поклоняющихся Шугдену, изгоняли из тибетских поселений в Индии. Дошло до того, что этих монахов перестали пускать в магазины, больницы, они даже не могли войти в собственные монастыри. В этом фильме показывали и вас: вы отдавали строжайшее распоряжение изгонять из монастырей монахов, поклоняющихся Шугдену. Более того, один из монахов сказал в интервью: «С одной стороны, Далай-лама говорит о свободе вероисповедания и сострадании, а с другой, ограничивает нашу свободу вероисповедания и выгоняет нас из наших же монастырей». Как бы вы могли это прокомментировать?

Ответ: Начало существования Гьялпо Шугдена относится ко временам Великого Пятого [Далай-ламы]. Пятый Далай-лама распознал в Джордже Шугдене «нарушившего обет злобного духа (демона), получившего такое рождение вследствие дурных устремлений и неблагих молитв». Об этом упоминается в собрании сочинений Великого Пятого [Далай-ламы], в томе К – в раннем издании, отпечатанном в Тибете с деревянных клише. Таким образом, дурные устремления и неблагие молитвы стали причиной возникновения Дордже Шугдена, чья природа ничто иное как природа злобного духа, нарушившего обет, и чьи действия «приносят вред Дхарме и всему человечеству». Долгьял (то же, что и Шугден – прим.пер.) сам подтверждает это в своей автобиографии.

(Культ Дордже Шугдена и история его отправления – одна из скандальных и трагических страниц в истории современного тибетского буддизма. Впервые буддисты столкнулись с экстремистским течением, имеющим на своем счету жертвы. Культ Дордже Шугдена наносит вред политической борьбе тибетцев за возвращение на родину и извращает само Учение Будды Шакьямуни, сводя доктрину этой сверх религии к простому почитанию зловредного духа, ставя его в один ряд с высшими трансцендентальными существами. Принимая посвящение в культ Шугдена, практик получает не буддийское тантрическое посвящение (как декларируют его последователи), а вступает в область "земной магии", подключается к почитанию зловредного и мстительного низшего духа. Дух-защитник Дордже Шугден - воплощение средневековых сектантских идей и непримиримых позиций, публичное почитание которого в последнее десятилетие всё интенсивнее осуждается Его Святейшеством Далай-ламой. Китайское правительство всячески поддерживает шугденцев, так как это способствует расколу в школе гелуг – прим. пер.).

Раньше я сам выполнял ритуалы, связанные с Шугденом. Позже, когда я изучил труды Великого Пятого [Далай-ламы], мне попался приведенный выше документ. Со своей стороны, я также провел целый ряд исследований и пришел к выводу, что поклонение этому духу не сулит ничего хорошего. Постепенно я полностью отказался от связанных с ним ритуалов. Тем не менее, в то время я не налагал никаких ограничений на ту часть тибетского сообщества, которая их выполняла. Однако затем возникли проблемы в монастыре Ганден Джанце. Проведя некоторое исследование, я выяснил, что проблемы монастыря Ганден Джанце были вызваны усилившимся на тот момент поклонением Гьялпо Шугдену. Я сообщил об этом всем имеющим отношение к данному вопросу. Когда же, некоторое время спустя, этот вопрос стал приобретать публичный характер, и поползли слухи о том, что я будто бы попросту пытался угодить ньингмапинцам, и что в действительности я не налагал никаких ограничений, но лишь сделал вид, будто выступаю против Шугдена. В подобных обстоятельствах мне пришлось открыто выразить решительный протест и разъяснить истинное положение вещей в отношении поклонения этому злому духу.

Никто из детей последователей Долгьяла не был исключен из наших школ. [Однако,] если в монастырях в молитвенных службах одновременно участвуют и те, кто поклоняется Шугдену, и те, кто ему не поклоняется, то это плохо сказывается на священных духовных узах (самайе). Все те, кто не поклоняется Долгьялу, получали у меня духовные учения; а у тех, кто ему поклоняется, налицо некоторые проблемы и разногласия с ламой, от которого они получали учения. Вот почему мы говорим, что нам крайне неудобно общаться с последователями Долгьяла. Тем не менее, мы не совершали никаких действий, направленных на то, чтобы выгнать их из тибетских поселений. Предлагаю всем вам приехать в Индию и посетить тибетские поселения на юге Индии, чтобы лично удостовериться в том, что там происходит. Последователи Долгьяла основали там свой собственный независимый монастырь и живут, как все остальные тибетцы. Никто не создает им проблем.

Одним словом, у людей есть полная свобода выбора ─ исповедовать или не исповедовать ту или иную религию. Как именно ее исповедовать ─ опять же личное дело каждого. Поэтому каждый вправе решать по собственному разумению, какому богу или демону ему поклоняться. Мой же долг – объяснить, что выполнение практик, связанных с обсуждаемым нами духом, неблагоприятно и не несет никаких преимуществ. Поэтому я описал все негативные моменты. Теперь же личное дело каждого обдумать все и решить для себя, хочет он прислушаться к моим словам или нет. Этот вопрос был затронут одним из наших китайских друзей. Если он был обусловлен личной заинтересованностью в этой теме, то у вас есть полная свобода выбирать, [поклоняться этому духу или нет]. Но [прежде чем решить], вы должны провести собственное исследование. Обычно, практикующие буддисты говорят о необходимости «обрести чистое восприятие своего учителя и [тщательно] исследовать ту религию, которую они исповедуют». То есть религия должна быть подвержена анализу. Например, Нагарджуна и другие ученые [древнего Университета Наланда] показали на собственном примере, что даже слова великого Будды должны быть подвержены анализу для подтверждения их истинности. [Согласно буддийскому принципу «Четырех опор»,] мы должны «полагаться на Учение, а не на личность». Так что, крайне важно проводить собственный анализ.

Вопрос четвертый: Почему во время волнений 2008 года многие тибетские монахи и миряне подняли руку на простых китайских граждан? Вы ведь против китайского правительства, [а не против обычных граждан Китая]?

Ответ: Насколько мне известно, первый протест 2008 года произошел днем 10-го марта. Затем последовали демонстрации 11, 12 и 13 марта. Китайские службы безопасности с самого начала были осведомлены об этих демонстрациях, и потому блокировали дорогу протестующим монахам, идущим в Лхасу из монастыря Дрепунг. Утром 14 марта люди начали поджигать магазины, бросать камни и уничтожать имущество. Один иностранный журналист, свидетель этого инцидента, приехал ко мне на встречу в Дхарамсалу и сказал: «Китайские службы безопасности снимали происходящее на камеру, но не сделали ничего, чтобы это остановить». Говоря о событиях 13-14 марта, китайская пропаганда игнорирует тот факт, что первый инцидент произошел еще 10 марта. Более того, по имеющимся данным, китайцы намеренно наняли несколько неблагонадежных [тибетцев] для совершения актов мародерства утром 14 марта, сняли их на пленку и впоследствии использовали эту запись, чтобы переложить всю вину за случившееся на тибетцев. Тибетцы, которые приходили из Тибета после мартовских событий, рассказали, что «тибетцев», которых они никогда раньше не видели, привезли в Лхасу как раз в этот период. Далее они утверждали, что именно эти люди были повинны в разжигании беспорядков. [Уверен], что в отношении данного инцидента должно быть проведено тщательное независимое расследование. Это первое, что я хотел бы сказать.

[Также хотел бы упомянуть, что] в монастырях провинций Кам и Амдо существует древний обычай хранения старых мечей, пик и ружей в комнатах защитных божеств. Мне сообщили, что это оружие было насильно изъято из монастырей, для того чтобы обвинить их в использовании оружия для разжигания насилия. С другой стороны, очень возможно, что [в тот период] отдельные тибетцы в порыве гнева могли по недомыслию причинить некоторое беспокойство китайцам. Если что-нибудь подобное произошло, то я готов [от их имени] принести извинения. Очень может быть, что отдельные разъяренные тибетцы могли тогда стать причиной подобного развития событий, ведь в то время китайское правительство [всеми силами] старалось создать впечатление об антикитайских настроениях среди тибетцев. Большинство же тибетцев никогда бы так не поступило.

Мы не можем винить тибетцев в том, что они выразили свое недовольство политикой китайских властей. Китайское правительство притесняет тибетцев лишь за то, что они преданы своей религии, культуре, а также своему духовному лидеру. Это болью отзывается в сердцах тибетцев и заставляет их решительно осуждать политику китайского правительства. Вы не должны, однако, усматривать в этом проявление враждебного отношения тибетцев китайскому народу в целом.

[С другой стороны,] если то, что я слышал, правда, то после мартовских событий 2008 года тибетцы, приезжающие в китайские города и поселки, сталкиваются с множеством проблем. Управляющие китайских отелей, владельцы магазинов и ресторанов встречают их очень недружелюбно. Более того, мы слышали, что единственный член китайской правительственной делегации тибетской национальности был задержан в аэропорту для допроса. Все эти обстоятельства вызывают разочарование у тибетского народа.

Вопрос пятый: Было ли «освобождение Тибета» обманом с самого начала или же первоначально искреннее стремление освободить Тибет было впоследствии извращено?

Ответ: Трудно сказать. Когда Народно-освободительная армия вошла в Чамдо, во время боев с тибетской армией было убито семь или восемь тысяч тибетских солдат. Кенчунг Туптен Доньо, который в то время был в подчинении генерала-губернатора Восточного Тибета, сообщил мне, что Ван Це-ми (Wang Qiming), генерал, «освободивший» Чамдо, со слезами на глазах произнес: «Мы, братские народы, убивали друг друга». Мне кажется, некоторые из этих людей искренне верили [в идею освобождения Тибета].

И еще, когда прокладывали дороги из Кама и Амдо в Центральный Тибет, произошло наводнение. Китайцы тогда своими телами перекрывали хлынувшие потоки. Работали они упорно, энергично. Их намерения, на мой взгляд, были неподдельны.

Что же до остальных, затрудняюсь сказать, какими были их изначальные намерения. Пусть лучше историки вынесут это суждение на основе тщательного изучения засекреченных правительственных документов, которые позволят прояснить ситуацию. Это важно.

Если же говорить о политике в целом, то в 1954 году я провел в Пекине пять-шесть месяцев. За это время я познакомился с большинством китайских лидеров, включая Мао Цзедуна, с которым неоднократно встречался. Я специально ездил во многие китайские провинции, встречался с китайскими лидерами, членами Коммунистической партии. Они твердо придерживались революционных взглядов и неподдельно, искренне трудились на благо рабочего класса и своей страны. Я видел многих, кто трудился не ради собственной выгоды, но во имя общего блага. Эти люди произвели на меня большое впечатление. Мао, в частности, дал мне немало обещаний. Однако в 1956-57-х годах наметился крен в сторону ультра-левых идей.

Вопрос шестой: Если в будущем в Китае будет осуществлен переход к подлинной демократической системе, какими будут отношения Тибета с таким правительством? Как вы думаете?

Ответ: В настоящее время многие нежелательные проблемы, как в области внешней, так и внутренней политики КНР, на мой взгляд, вызваны подозрительностью и недостатком взаимного доверия. Вот уже 51 год я живу за пределами Тибета. От своих друзей в США, Европе, Японии и Индии я знаю, что Китай стремится наладить хорошие отношения [с другими странами]. Невозможность выстраивания подобных отношений объясняется недостатком взаимного доверия. Это, в свою очередь, является следствием отсутствия прозрачности в Китае, хотя, конечно, на внешнем уровне Китай старается создать противоположное впечатление. Отсюда возникает много проблем. Неважно, идет ли речь о Тибете или о Синьцзяне, налицо огромная разница между тем, что Китай транслирует вовне, и истинными чувствами людей, населяющих эти регионы. Поэтому, как только Китай станет вести прозрачную, честную и справедливую политику, многие проблемы разрешатся сами собой.

Что касается тибетского вопроса, то если китайское правительство будет придерживаться прозрачности и искренности, мы не будем стремиться к отделению. У нас давняя история, но не об этом сейчас речь. Если думать о будущем, то Тибет отстает от других государств, и если он будет оставаться в составе КНР, то это благотворно скажется на его развитии. Именно поэтому мы не требуем отделения. Самое главное, что у Тибета уникальная культура, язык и религия. Многие ученые из разных стран мира говорят сегодня, что среди всех буддийских традиций тибетский буддизм является наиболее обширным и глубоким. Тибетский язык стал наилучшим средством изложения этой глубокой и всесторонней философии. Переводы текстов с санскрита на тибетский – как дословный перевод (dra gyur), так и контекстуальный (don gyur) – отвечают наивысшим критериям. Поэтому, если мы сумеем сохранить свою религию и культуру, то это принесет пользу всему культурному пространству КНР. В целом же, Китай ─ тоже буддийская страна. Учитывая наблюдающийся в последнее время рост числа китайских буддистов, мы, несомненно, сможем оказать содействие в этой области. Это принесет пользу обеим сторонам.

Вопрос седьмой: Если Тибет добьется подлинной автономии или получит независимость, планируете ли вы преобразовать действующую систему управления Тибетом в демократическую? Каким образом будут разделены религия и политика?

Ответ: Не думаю, что этот вопрос нуждается в отдельном обсуждении. Если вам интересно, вы можете приехать в Индию и своими глазами увидеть, как мы проводим в жизнь демократические принципы, пребывая в изгнании; какую политическую систему мы выстроили за последние пятьдесят с лишним лет и какими будут наши новые программы. Если говорить обо мне лично, то с 1969 года я говорю, что тибетский народ сам должен решить, продолжит ли существование институт Далай-ламы или нет. На этот счет я не испытываю ни малейшего беспокойства. Самое главное, что мы должны делать – сохранять и поддерживать уникальную тибетскую религию и культуру. Что касается развития Тибета, то очень важно не наносить вреда окружающей среде. Природа Тибета хрупка и чрезвычайно восприимчива к вредным воздействиям. Поскольку Тибет – высокогорная область с сухими ветрами, то любой наносимый вред будет иметь долгосрочные последствия; восстановить экологическое равновесие будет очень трудно. Это серьезный вопрос, требующий особого внимания. Ледники высокогорного Тибетского нагорья – основной источник многих великих рек Азии. Вот почему мы должны относиться к ним очень бережно.

Вопрос восьмой: Как вы думаете, что случится с тибетским сообществом, после того как вы сойдете со сцены? Смогут ли ваши преемники, сколь бы харизматичными они ни были, удержать контроль над тибетскими националистами и сохраненить ненасильственный и мирный характер вашей борьбы?

Ответ: Мой уход ничего не изменит. Вот уже больше тридцати лет я говорю о том, что тибетские религиозные и политические лидеры должны нести на груз ответственности так, словно меня с ними нет. Они следуют этому совету и так приобретают необходимый опыт. Через каждые пять лет меняется руководство. В следующем году посредством всенародного голосования будет выбран новый политический лидер. В религиозной сфере ответственность несут главы соответствующих буддийских школ. Так что, нет никакой разницы, с ними я или нет.

Вопрос девятый: Вы утверждаете, что в Тибете должна быть демократическая система. Однако, когда вы и ваши предшественники правили Тибетом, разве соответствовало это правление демократическим принципам? Если нет, где уверенность в том, что теперь вы станете управлять Тибетом более демократично, нежели коммунистический Китай?

Ответ: Далай-ламы, с первого по четвертого, не принимали никакого участия в политике. Пятый Далай-лама стал светским и духовным лидером Тибета. В то время демократической системы не было ни в одной из соседних стран – ни в Китае, ни в Индии, ни в России. По большей части это были феодальные сообщества. Однако в Тибете существовали сильные буддийские традиции, и люди старались развивать сострадание ко всем живым существам. Вот почему в 1959 году, когда землевладельцев подвергали прилюдному унижению и гонениям вслед за началом «демократических реформ», было немало случаев, когда «крепостные» старались спасти своих «хозяев». Многим из «хозяев» удалось бежать в изгнание в Индию с помощью собственных «крепостных». Крепостная зависимость, возможно, и была характерной чертой всех этих феодальных стран, однако в Тибете «крепостными» обращались иначе.

В конце 1955 г. в Тибете стали проводиться «демократические реформы», они начались с провинции Сычуань. Как и везде в Китае, «демократические реформы» проводились в Тибете по принципу, совершенно неподходящему для Тибета. Так разворачивались события, и очень важно их проанализировать. Вы не должны верить мне на слово. Если впоследствии вы сможете свободно анализировать [исторические события], то вы должны делать это самым тщательным образом.

В конце своей жизни Тринадцатый Далай-лама обдумывал введение в Тибете демократической системы, но ему не хватило сил осуществить задуманное. В 1952 году, когда я еще жил в Лхасе, мы сформировали Комитет по реформам для проведения множественных изменений в нашей налоговой и кредитной системе. Но мы сумели провести только некоторые из них. И поскольку еще в Тибете у меня были мысли по проведению необходимых реформ, то сразу же по прибытию в Индию, в изгнание, мы внедрили демократическую систему. У меня нет намерения занимать какой-либо пост после воссоединения тибетцев, проживающих ныне в Тибете и за его пределами. Я ясно дал это понять еще в 1992 г., сказав, что когда Тибету будет предоставлена автономия или значительная доля свободы, мы вернемся [на родину]. Однако, я уточнил, что с этого момента не буду нести никакой ответственности, но передам все свои полномочия местному правительству. По сей день я продолжаю мыслить в этом ключе: я не буду играть никакой политической роли.

Вопрос десятый: Что вы можете сказать о дальнейшей судьбе китайцев, поселившихся в Тибете, и о втором поколении китайцев, живущих там? Не приведет ли ваша «подлинная автономии» к тому, что они окажутся на задворках общества? Это в первую очередь беспокоит тех китайцев, живущих внутри Тибета, которые находятся в оппозиции к вам и Тибетской администрации в изгнании.

Ответ: Тибет – это автономная область. В этом регионе тибетцы не могут составлять меньшинство. А так, мы будем только рады, если многие наши китайские братья и сестры предпочтут остаться в Тибете. Мы будем особенно рады тем китайским братьям и сестрам, которые проявляют интерес к тибетской религии и культуре. Обычно я говорю, что китайские братья и сестры могут готовить нам вкусную еду, а мы, тибетцы, будем окормлять их пищей духовной, опираясь на буддизм. Поэтому я не вижу никаких причин для беспокойства.

Но есть также китайцы, которые смотрят на тибетцев сверху вниз, презирая тибетский буддизм и считая тибетцев грязным народом. Этим людям незачем оставаться в таком грязном месте, лучше вернуться в места почище. В Тибете люди преимущественно исповедуют буддизм, а в буддизме нет ничего, что бы имело пусть даже отдаленное отношение к расовой дискриминации. Ранее в Тибете, настоятелями многих монастырей были монголы, были у нас и китайцы, изучавшие священные буддийские тексты. Мы принадлежали к разным национальностям, но для дискриминации не было оснований. Подобным образом, если [сегодня] среди китайцев появятся философы, глубоко знающие религию, они также могут стать настоятелями и ламами в тибетских монастырях. Национальность не играет здесь никакой роли.

Примечание: Текст был переведен с тибетского языка на английский и далее на русский. В случае обнаружения расхождений между этим текстом и тибетским оригиналом, просьба считать официальной версией тибетский оригинал.

Перевод Светланы Жуковой