Далай-лама. Буддийские учения о мудрости. День 1

Перевод на русский язык: Майя Малыгина
Озвучивание: Игорь Янчеглов
Техническая поддержка: Максим Брежестовский
dalailama.ru

Первая часть учений Его Святейшества Далай-ламы, состоявшихся в Нью-Йорке в мае 1998 года. Цикл носит название "В духе Манджушри" и содержит комментарии, посвященные аспекту мудрости духовного пути к пробуждению. Лекции предваряют и завершают комментарии профессора Колумбийского университета Роберта Турмана.

Расшифровка видео:

‒ Вступительная речь профессора Роберта Турмана, президента «Тибетского дома». Прошу вас его поприветствовать! (Аплодисменты).

Роберт Турман: Спасибо вам большое, досточтимый Вого, и от имени «Тибетского дома» в Нью-Йорке я очень рад приветствовать всех вас, множество старых и новых друзей, на этом особом событии, «В духе Манджушри», на которое Его Святейшество Далай-лама был приглашён досточтимым наставником Шеньеном из ассоциации «Дхарма драм маунтин» («Гора барабана Дхармы») для выступления перед американскими и тайваньскими китайцами и китайскими общинами за рубежом, а также перед всеми американскими буддийскими друзьями. Тема предстоящих учений ‒ откровение Манджушри, которое, согласно верованиям тибетцев, изначально было поведано Цонкапе, а позже разъяснено Великим Пятым Далай-ламой в XVII веке. В завершение учения состоится исторический диалог наставника Шеньена и Его Святейшества Далай-ламы, в ходе которого они сравнят тибетские традиции мудрости с чаньскими традициями мудрости в Китае.

Некоторым из вас, должно быть, известно, что в каждом чаньском монастыре в Китае, дзенском монастыре в Японии и сонском монастыре в Корее обязательно присутствует бодхисаттва Манджушри как каноническая фигура. Он изображается с палкой в руках, словно призывая медитирующих сохранять внимание и не отвлекаться. Но суть в том, что мудрость – это корень освобождения в буддизме, залог человеческой свободы, и поэтому на ней сосредоточен как китайский, так и тибетский буддизм. Мы в нью-йоркском «Тибетском доме» очень обрадовались предложению провести здесь, в Нью-Йорке, эти учения, специально предназначенные для китайского сообщества в США. Это даёт нам возможность стать свидетелями великого исторического знака помощи Его Святейшества и тибетской традиции китайскому народу, испытавшему столько трудностей в процессе восстановления после империализма. Пусть благодаря этому в Китае возродится буддизм, пробудятся духовные устремления и достижения и вновь запылает светоч буддийской Дхармы! Благодарю вас!

‒ Теперь мы официально приглашаем Его Святейшество Далай-ламу на сцену для дарования учения Дхармы. Прошу вас встать и соединить ладони.

Роберт Турман: Сейчас Его Святейшество делает поклон перед изображением Будды Шакьямуни в знак того, что предстоящие учения вдохновлены самим Буддой Шакьямуни. Две с половиной тысячи лет тому назад, на горе Коршуна в Раджгире, в Индии, Будда преподал сутры запредельной мудрости, из которых происходит Сутра сердца и Мать Праджняпарамита. В ней подчёркивается глубокое учение о пустоте, бессамостности, точного аналога природы реальности, мудрости всех будд, позволяющей практикующим освободиться от страдания и достичь нирваны.

Все буддисты верят, что первая проповедь Будды о Четырёх благородных истинах легла в основу всех его последующих учений. Буддисты махаяны из Тибета, Индии и Восточной Азии убеждены, что последующие две проповеди Будды, или два поворота колеса Дхармы, не противоречили Четырём благородным истинам, а, скорее, их дополняли, но с бòльшим акцентом на Третью благородную истину, истину о нирване, свободе от страдания, глубокой пустоте всех вещей от самобытия.

Китайская традиция чань и японская традиция дзен сходятся с тибетской традицией мудрости, переданной от Цонкапы и Его Святейшества Далай-ламы, в том, что первичным учением о мудрости бессамостности стало единственное учение, освобождающее от страдания. Это учение всегда находилось под особым покровительством бодхисаттвы Манджушри, воплощения мудрости всех будд, возглавляющего китайскую традицию чань и монашескую традицию Тибета в лице таких великих наставников, как Цонкапа, Пятый Далай-лама и нынешний Четырнадцатый Далай-лама. То, что эти учения называются «Учениями в духе Манджушри», тесно объединяет традицию чань, действующую под патронажем Манджушри, и тибетскую традицию мудрости. Как последователи тибетского буддизма, так и чань-буддисты считают Нагарджуну основным просветлённым наставником в своих школах, и Его Святейшество, даруя учения, следует этой традиции в непрерывной линии преемственности, исходящей от Будды, Нагарджуны, Арьядевы, Чандракирти и многих других великих индийских учителей.

Во время учения Его Святейшество будет ссылаться на текст «Откровение Манджушри», написанный в XVII веке Пятым Далай-ламой, одним из предыдущих воплощений нынешнего Его Святейшества Далай-ламы. Он основан на откровении божества Манджушри, адресованном Цонкапе в XIV веке. Тем самым Его Святейшество соединит воедино две непрерывные традиции – непрерывную традицию чань, или дзен, представленную здесь наставником Шеньяном, и непрерывную традицию Цонкапы и Пятого Далай-ламы, живым представителем которой является Его Святейшество. Следовательно, великая историческая значимость данного события имеет отношение к слиянию этих двух великих традиций просветления – за такой краткий момент!
Его Святейшество начинает учение.

ЕСДЛ: Говоря о Дхарме Будды, под «Дхармой» мы в действительности подразумеваем «абсолютную Дхарму», то есть нирвану. Следовательно, глубокое осмысление буддийской религии должно исходить от правильного понимания Дхармы пресечения, или нирваны, освобождения. Если ваши духовные занятия становится противоядием от умственных омрачений, то они являются Дхармой, или дхармической практикой. Если ваша практика не противоборствует этим омрачениям, то она не является Дхармой.

В чем состоит отличительная черта буддийской Дхармы? Дхарма осваивается на основе понимания и признания того факта, что омрачения ума – наши истинные враги, и вся наша духовная жизнь, или религиозные практики посвящены победе над этими отрицательными состояниями ума. Конечно, обретение благоприятных перерождений и осуществление множества положительных сансарических желаний, а следовательно, и обретение причин этих благих достижений также относятся к добродетельным [устремлениям]. Но это не должно быть нашей конечной целью. Нашим высшим устремлением как практикующих Дхарму должно быть освобождение от сансары.

На основе полного осознания неудовлетворительной природы круговорота бытия и также полного понимания того, насколько желанно спасение от сансары, мы должны породить в себе подлинное стремление к такой свободе. Это называется истинным отречением.

Чтобы всем сердцем устремиться к достижению полного освобождения от сансары, нам нужно хотя бы отчасти понять, что означает нирвана или освобождение, и также иметь некоторое представление о том, как этого достичь. Такое понимание возникнет вследствие осознания возможности очищения ума от омрачений. Поэтому в этой связи я считаю, что понимание пустоты насущно важно.

В целом, понятие «мокша», или «духовное освобождение», содержится во многих религиях, в том числе и небуддийских, таких как древнеиндийская традиция самкхья. В ней довольно утончённо трактуется понятие «мокша», или «освобождение». В частности, говорится о двадцати пяти первичных объектах познания, и о том, что они являются различными проявлениями первичной субстанции – пракрити, или праматерии. Когда все эти проявления растворятся в праматерии, омрачения исчезнут, и наступит истинное освобождение. В другой древнеиндийской традиции джайнизм было своё представление об освобождении, или мокше. Джайны считали, что есть некая онтологическая чистая земля, в которой перерождаются духовно просветлённые существа.

Буддизм же уникален тем, что в нём настоящее освобождение, или мокша, может стать следствием только глубокого постижения пустоты.
В одном из отрывков труда «Муламадхьямака-карика», или «Коренные строфы о срединности», Нагарджуна ёмко излагает толкование мадхьямакой понятия «мокша», или освобождения. Он отмечает, что освобождение происходит при пресечении потока кармы и омрачений. Здесь пресечение потока кармы и омрачений нельзя сравнивать с прекращением некоего водного потока, поскольку это временное явление. Скорее, пресечение в данном случае возникает в результате намеренного применения средств, то есть применения пути.

Карма, которая порождает весь этот непрерывный круговорот непросветлённого бытия, в свою очередь, создаётся мотивирующими факторами, такими как умственные омрачения, ‒ привязанностью, гневом и так далее, а эти омрачения сами рождены ложным восприятием мира в целом и, в частности, нашими собственными заблуждениями. Заблуждения в нашем мировосприятии, в свою очередь, возникают из-за основополагающего неведения, ошибочного восприятия вещей. Мы приписываем явлениям некое вечное, постоянное бытие, и это называется «умопостроениями». Подобные умопостроения или коренные заблуждения в нашем мировосприятии можно устранить, или искоренить, только путём развития постижения пустоты, которое проникает сквозь этот обман и видит мир таким, каков он на самом деле. Итак, ключом к прекращению этого процесса является правильное понимание пустоты.

Существует и альтернативное прочтение последней строки этого отрывка из сочинения Нагарджуны, где он утверждает, что все наши ложные умопостроения может успокоить познание пустоты. Оно звучит так: «Умопостроения успокоены в пустоте». Под «успокоением» здесь имеется в виду наше прозрение в абсолютную природу ума, которое в конечном счёте изгоняет из ума омрачения. Поэтому инструментом очищения ума в каком-то смысле является сам ум.

Если задуматься, нирвана, мокша, или освобождение – это не что иное как состояние ума, абсолютная природа ума, потому что абсолютной природой ума служит его пустота. Это также иногда называют «природной нирваной». Итак, пустота ума, который очищен от всех загрязнений, или загрязняющих факторов, ‒ это состояние, свободное от всех умственных скверн и омрачений. Пустота этого ума ‒ «нирвана», или «мокша».

В писаниях упоминается, по меньшей мере, четыре основных вида нирваны, или освобождения. Первый вид – «природное освобождение», или «природная нирвана». Под этим имеется в виду пустота ума, и, на самом деле, это основа, позволяющая нам достичь освобождения. Далее следуют «нирвана с остатком», «нирвана без остатка» и «нирвана непребывания».

Понятие равенства между сансарой и нирваной особенно подробно разъясняется в учениях о пустоте тибетской традиции сакья. В этой школе чаще всего говорится о тождественности сансары и нирваны даже в отношении таких эмпирических объектов, как горшки и прочее, хотя истинный смысл равенства между сансарой и нирваной должен быть основан на понимании природы ума.

Итак, в рамках учения о двенадцатичленной цепи зависимого происхождения ключевым моментом является понимание соотношения между основополагающим неведением и всем этим циклом. Суть в том, что здесь есть некая причинно-следственная взаимосвязь. Если устранить основополагающее неведение, всему циклу будет положен конец.

Проповедуя в сутрах учение о двенадцатичленной цепи зависимого происхождения, Будда сделал три важнейших утверждения. Во-первых, он изрёк: «Поскольку существует это, существует и то». Он имел в виду, что если у любого явления есть потенциал стать для чего-то причиной, оно должно существовать. Во-вторых, он изрёк: «Если возникает это, возникает и то». Он подразумевал, что одного существования явления недостаточно. Если нечто возникает по причине иного фактора, тот фактор сам должен зависеть от причины. Беспричинное не способно быть причиной чего-то иного. Итак, Будда подчёркивает, что это явление должно быть непостоянным.

Третье утверждение Будды состоит в следующем: «Поскольку есть основополагающее неведение, также возникают кармические факторы». Здесь Будда говорит, что для того, чтобы одна вещь породила другую, одного её существования недостаточно. Она должна быть непостоянным феноменом. Но и этого тоже недостаточно. Между причиной и следствием должно быть единообразие. Например, если взять круговорот бытия, есть соответствие между неведением и сансарой, или непросветлённым бытием. Поскольку сансара нежеланна, её причина – неведение – также нежеланна. И, как подчёркивает Будда, хотя все инстинктивно стремятся к счастью, из-за неведения мы создаём причины и условия для нашего страдания. Именно неведение виновно в том, что мы томимся в темнице сансары.

Комментируя эти три положения из сутры, Асанга в своём сочинении «Абхидхарма-самуччхая», или «Свод знания», отмечает, что они соответствуют трём условиям. Рассматривая эти три условия, особенно первое, Асанга говорит, что, в отличие от всех остальных духовных традиций, в буддизме творение нужно рассматривать с точки зрения причинно-следственной взаимосвязи, а не как акт воли запредельного, божественного начала. Подчёркивая второе условие, то есть то, что причина сама должна быть непостоянным феноменом, Асанга поясняет, что здесь Будда так или иначе отрицает постулаты других религий о том, что весь материальный мир сотворён некоей постоянной причиной. Например, в философии самкхьяиков праматерия, которая сама постоянна, считается причиной всего мира. Именно это и отрицается в буддизме.

Итак, с этой точки зрения следует понимать всю причинную цепь из двенадцати звеньев. Сами двенадцать звеньев, в свою очередь, делятся на три категории: омрачения, карма и страдание.

Двенадцать звеньев цепи зависимого происхождения предельно сжато изложены в сочинении Пятого Далай-ламы «Откровение Манджушри». Это описание я сейчас прочту, особо не вдаваясь в подробности.

Пятый Далай-лама здесь отмечает, что в кармическом цикле перерождения в благоприятных, высших мирах, таких как мир людей, изначальное неведение, лежащее в корне такого перерождения, ‒ это первый фактор, первое из двенадцати звеньев. Оно порождает второе звено – карму, которая в случае удачного перерождения в мире людей является благой. Это второе из двенадцати звеньев – намеренное, кармическое действие, побуждаемое неведением. Третье звено – сознание – делится на две части: причинную и результативную. Причинная часть – это сознание, одновременное с кармическим действием.

Первые два звена вкупе с первой частью третьего звена считаются ввергающей причиной. Это изначальные причины, которые кармически ввергают нас во всю эту причинную цепь. Считается, что основополагающее неведение ‒ это причинный побуждающий фактор, и определённые виды неведения, такие как неведение в отношении закона причины и следствия и прочие, сопровождают сами действия. Эти виды неведения ведут к перерождению в низших мирах сансары.

Второе из двенадцати звеньев – это намеренное действие, или карма. Говоря в целом, есть три вида кармы – неблагая, благая и карма, приводящая к рождению в высших мирах бытия. Только при создании неблагой кармы действие побуждается не только основополагающим неведением, но также и неведением в отношении закона причинно-следственной взаимосвязи. Во всех этих случаях в основе лежит неведение, и именно оно порождает остальные звенья этой цепи.

Как только совершено кармическое действие и создана карма, встаёт вопрос: каким образом карма сохраняет свой потенциал во многих последующих рождениях и в течение долгого времени, пока не проявится её следствие. В этой связи важно рассмотреть, как карма оставляет в сознании отпечатки. Это философски сложный вопрос, который иногда неясен и мне самому. Конечно, все мы видим, что в буддийской философской литературе на эту тему ведутся многочисленные диспуты. Но в целом существует общее мнение, что кармические отпечатки остаются в потоке сознания.

Пятый Далай-лама отмечает, что восьмое из двенадцати звеньев цепи, привязанность, а также девятое – цепляние, и десятое – становление, являются активирующими причинами, приводящими кармическое семя к созреванию. Под привязанностью здесь имеется в виду влечение к приятному – удовольствиям и так далее, а также желание избежать страданий. Девятое звено, цепляние, – это очень сильная форма привязанности. Из-за привязанности и цепляния возникает десятое звено, то есть становление – крайне активированная форма кармического потенциала.

Нагарджуна, ссылаясь на слова самого Будды в сутрах, указывает, что старение и умирание также обусловлены рождением, появлением на свет. Это означает, что, так же, как появление на свет вызвано определенным событием, и разрушение, или растворение феномена, происходит из-за некоего события. Нагарджуна и его последователи утверждают, что, как порождение, или создание, так и разрушение, или пресечение вызваны определёнными факторами. Другие мыслители, однако, с этим не согласны. Они считают, что пресечение – постоянный феномен и является так называемым «неутверждающим отрицанием», простым отрицанием, пресечением явления. Нагарджуна и его последователи, с другой стороны, уверены, что пресечение вызвано определенным событием и поэтому потенциально способно вызвать к жизни что-то другое.

Следующие четыре звена цепи зависимого происхождения – это имя и форма, зачатки органов чувств, соприкосновение и ощущение. Это ввергаемые результаты. Имя и форма – гораздо более ранняя стадия развития эмбриона, а зачатки органов чувств относятся к этапу развития, когда формируются такие органы, как глаза и так далее. Затем развиваются виды чувственного восприятия, пока они не станут способны к определённым переживаниям в результате соприкосновения с объектом, взаимодействия с ним. И после этого, по мере дальнейшего развития, возникает способность когнитивно испытывать различные ощущения.

Словосочетание «имя и форма» используется для того, чтобы включить в это понятие даже перерождение в мире без форм. Хотя у существ, рождённых в мире без форм, нет тела, у них есть имя, то есть основа для формы. Подобным образом, у обитателей мира без форм нет полностью проявленных физических свойств, хотя они и сохраняются в виде некоего потенциала. Одиннадцатое звено, рождение, делится на четыре различных вида: спонтанное рождение, рождение из утробы, рождение из яйца и рождение из жара или влаги.

Старение и умирание вкупе составляют двенадцатое звено в цепи. Под «старением» понимают скорее не саму старость, а тот факт, что с момента рождения начинается процесс старения. Поэтому можно сказать, что двенадцатое звено возникает сразу после рождения.

Итак, в этой двенадцатичленной цепи возникновение последующих звеньев зависит от возникновения предшествующих, а прекращение последующих звеньев – от прекращения предшествующих. Таким образом эту цепь можно проследить до самой её причины – основополагающего неведения. Поэтому утверждается, что основополагающее неведение является корнем нашего непросветлённого бытия, сансары.

Если говорить о том, чтò является природой основополагающего неведения, то здесь, опять же мнения буддийских философов расходятся. Например, Асанга считает, что неведение представляет собой не активное состояние заблуждения, а, скорее, пассивное незнание. Однако Дхармакирти и Чандракирти уверены, что неведение – не просто пассивное незнание, а активное заблуждение и, следовательно, невежественный ум ‒ не что иное как искажённый ум, который неверно воспринимает реальность, наделяя её самосущей природой, самобытием. Вкратце, здесь говорится о том, что корнем сансары, или круговорота бытия, служит цепляние за наше истинное существование и самобытие, и только после устранения цепляния за «я» можно приступить к процессу прекращения всей цепи.

Главный ученик Нагарджуны, Арьядева, в своём труде «Четыреста строф о срединности» отмечает, что семя сансары – это сознание. Здесь имеется в виду сознание, цепляющееся за самобытие «я» и феноменов. Арьядева продолжает, что все вещи и события представляют собой объекты цепляния этого сознания. Постигнув отсутствие у этих объектов самобытия, мы сможем начать устранять, выкорчёвывать семя сансары.

Нагарджуна также говорит в «Семидесяти строфах о пустоте», что ум, цепляющийся за все вещи и события, возникающие вследствие причин и условий, как за нечто самосущее или независимое, Будда назвал «невежественным», и именно из этого ума порождаются двенадцать звеньев цепи зависимого происхождения.

Полностью поняв смысл зависимого происхождения, человек способен приступить к развязыванию этой цепи. Особенно когда он подсечёт под корень неведение, тем самым будут пресечены и все остальные звенья цепи.

Приступив к исследованию естественного состояния собственного ума, мы поймём, что у нас есть глубокое ощущение присутствия нашего «я», и даже в сновидениях сохраняется представление о постоянно присутствующей в нас «душе», или ядре нашего существа. Если мы исследуем это присущее нам по природе чувство «я», или так называемое сознание «я», мысль: «я есть», самоощущение, мы обнаружим, что оно то усиливается, то ослабевает. Здесь я имею в виду не привязанность к самоощущению, а, скорее, представление о «я». В определённых ситуациях мы очень сильно чувствуем своё «я» и верим в некую реальную личность, так или иначе независимую от тела и ума. Мы видим, что в таком самоощущении есть представление о том, что эта личность, этот человек, это «я» существует независимо от тела и ума, но в то же время каким-то образом с ними связано. И в каком-то смысле «я» ‒ начальник, хозяин тела и ума. Это самоощущение в текстах названо представлением о «я» как о субстанционально реальном.

Далее в своём сочинении Пятый Далай-лама, наконец, определяет, что он имеет в виду под врождённым цеплянием за чувство самости, или «я». Временами мы склонны смешивать наше ощущение «я», или сознание «я», с состоянием нашего тела или состоянием нашего ума. Когда мы сильно отождествляем своё «я» с телом или умом, возникает чувство, что они, как молоко с водой, сливаются воедино.

На основе подобного ощущения слияния «я» с телом или умом естественно возникает представление о «я», словно это «я» действительно обладает неким независимым, собственным, полноправным существованием. Вера в такое существование и называется врождённым цеплянием за самобытие личности.
Когда мы говорим об ощущении «я», конечно, есть определённые его виды, которые нельзя назвать ложными или искажёнными, потому что в естественных мыслительных процессах, таких как «я ухожу», «я прихожу», «я это делаю», «меня зовут так-то», должен быть определённый достоверный уровень самоощущения, позволяющий нам действовать. Это цепляние за самобытие личности, основанное на сильном ощущении «я», затем порождает эмоциональную реакцию на ту или иную ситуацию. Если это нечто желанное, мы склонны сразу же за это ухватиться, зацепиться и привязаться, а к нежеланному объекту мы чувствуем отвращение, ненависть, гнев и так далее. Именно с этого и начинается весь цикл цепи.

Я хочу сказать, что не все моменты ощущения «я» являются ложью или омрачением, но бòльшая их часть, особенно связанная с эмоциональными реакциями на ситуации, осквернена цеплянием за самобытие личности или феноменов. Именно это цепляние за самобытие порождает другие омрачения ума, такие как привязанность, гнев, ненависть и прочее. Простое их возникновение в нашем уме сразу же рождает в нас беспокойство, выводит нас из равновесия и лишает покоя. И поскольку, практикуя Дхарму, мы хотим обрести абсолютное, вечное состояние освобождения и счастья, омрачения ума – наши истинные враги, потому что именно они губят семя этой свободы.

Итак, очень важно не только осознавать пагубную природу омрачающих мыслей и эмоций, но и понимать, насколько они совершенно для нас нежеланны, потому что любой из нас, остающийся в полной власти этих омрачений, в некотором смысле достоин жалости и сострадания. У такого человека не может быть никакой радости или удовлетворённости. Истина в том, что, будучи во власти омрачений, мы, образно говоря, находимся в тюрьме сансары. Размышляя о разрушительной природе неблагих эмоций и мыслей, а также об их губительной силе и способности сковывать нас в круговороте бытия, мы сможем породить подлинное устремление к освобождению от омрачений. И это, как говорится, – настоящее отречение.

Итак, осознавая порочность природы страдания, а также причинный механизм источника страдания, мы сможем в конечном итоге развить настоящее стремление к достижению полной свободы.

Говоря о развитии подлинного устремления к освобождению от страдания, мы ведём речь не об обычном страдании, а, скорее, о третьем виде страдания – всепроникающем страдании обусловленности. Когда мы до конца постигнем истинную природу третьего вида страдания, у нас возникнет горячее желание достичь освобождения, и это устремление считается истинным отречением.

Для того чтобы полностью осознать природу страдания, необходимо как следует понять, что имеется в виду под непостоянной, преходящей природой вещей. Если мы посмотрим на мир, включая внешний мир, вселенную, и также на собственное тело, то всё вплоть до самой крошечной частицы претерпевает постоянные изменения. И этот динамичный процесс преобразований и изменений происходит ежесекундно. Теперь можно задать вопрос: что заставляет наше тело и всю вселенную постоянно меняться? Поток этого непрерывен, а это означает, что сама причина, породившая первое мгновение [существования объекта], также закладывает в семя и механизм его разрушения. Следовательно, всё находится во власти своих причин. Поскольку наши психофизические совокупности, наши тело и ум, также постоянно меняются, подвержены этому динамическому процессу, что вообще заставляет их возникать? Карма и омрачения, которые, в свою очередь, коренятся в основополагающем неведении, о котором мы говорили. Именно неведение, как выясняется в окончательном анализе, и создаёт весь этот процесс. Итак, можно сказать, мы должны восстать против неведения. Как же это сделать?

Если просто сказать неведению: «Не возникай!», мы ничего не добьёмся. Только развивая проникновение в суть бессамостности нас самих и феноменов, мы сможем приступить к процессу уничтожения неведения. Основополагающее неведение – это ум, который цепляется за истинное бытие вещей и событий. Поэтому, лишь проникнув за пределы этой иллюзии, то есть увидев, что цепляние невежественного ума за самобытие «я» и феноменов является безосновательным и недостоверным, мы можем приступить к устранению неведения. Так у нас возникнет осознание строк из «Праманаварттики», где Дхармакирти говорит, что постижение непостоянства укрепляет понимание страдания, а постижение страдания укрепляет понимание бессамостности. И тогда мы начнём ценить пустоту.

Также мы можем размышлять о том, что независимое бытие и отсутствие независимого бытия – взаимоисключающие понятия и, следовательно, они не могут одновременно находиться в нашем уме. Итак, мудрость, постигающая пустоту, и невежественный ум, цепляющийся за истинное бытие, являются прямыми противоположностями друг другу. Единственное различие между ними в том, что невежественный ум, цепляющийся за самобытие, лишён какой бы то ни было достоверной основы, в то время как мудрость, познающая пустоту, не только сама достоверна, но и имеет под собой достоверную основу. И подобное познание можно укреплять, ведь оно основано на достоверности. Следовательно, чем больше вы его развиваете, чем больше вы в нем укрепляетесь, тем бòльшую силу оно будет набирать, и вы сможете его поднимать на всё более высокие уровни.

Ещё одной уникальной особенностью качеств ума является то, что, когда вы разовьёте такое качество до определённого этапа, вам не нужно будет вновь укрепляться в нем. Оно станет для вас чем-то естественным и привычным.

Итак, поскольку мудрость постижения пустоты является качеством ума, которое прочно сохраняется в своей протяженности, имеет под собой весьма устойчивое логическое обоснование и находит опору в наших переживаниях, его можно культивировать безгранично. Именно потому, что источник страдания можно устранить, Будда подчеркнул, как важно распознать природу страдания. В противном случае, если бы не было никакой возможности избавиться от страдания, то слова Будды о необходимости размышлять о его природе стали бы мрачной привычкой, ведущей лишь к унынию. В сутрах Будда приводит такую аналогию: если человек сидит в темнице и по своей глупости не осознаёт, что он – пленник, то пока у него не появится понимание того, в каком положении он оказался, не возникнет и истинного желания освободиться из темницы. Но как только этот человек поймёт, что он – заключённый, а это само по себе является формой страдания, в нём тотчас же вспыхнет искра желания свободы. И тогда он начнёт готовить план освобождения.

Таким образом, Будда, преподав первые две истины о страдании и его источнике, сразу же перешёл к учениям об истине о пресечении и о пути, ведущем к этой свободе. Иначе, если бы существовали только первые две истины и не было третьей и четвёртой, Будде было бы ни к чему учить одной лишь истине о страдании. Тогда ему следовало бы не только бросить все практики и жить в своё удовольствие, но и советовать ученикам поступить так же. Однако всё произошло не так, потому что после учений о страдании и его источнике Будда открыл миру лекарство от страдания – истину о пресечении и истину о ведущем к нему пути.

На этом я решил остановиться. Конечно, для принятия такого решения не нужно быть семи пядей во лбу, верно?

(Молитва посвящения заслуг)

(Пусть драгоценная бодхичитта,
Та, что не зародилась, да зародится,
А та, что зародилась, да не ослабеет,
Но возрастает всё больше и больше.)
Спасибо!

(Аплодисменты).

Профессор Роберт Турман: Его Святейшество очень позабавила мысль о том, что, не будь ни Третьей благородной истины, ни нирваны, ни выхода из страдания, Будда бы никогда не учил о страдании и его причинах, потому что это просто повергло бы людей в уныние и беспокойство. Вместо этого Будда призвал бы их извлечь самое лучшее из их бедственного положения и насладиться маленькими радостями жизни.

День 2

День 3

Часть 4